Как белорусские мужики дали отпор офицеру лейб-гвардии из Царского Села

В 1860-х годах белорусы не раз вставали на защиту своего достоинства.

Помню, когда-то в школе учил наизусть стихотворение Якуба Коласа о тяжкой доле белорусского мужика-хлебороба в царской России. В нем были такие строки:

Мы ходзім, спатыкаемся,

Бадзяемся, як п'яныя,

Мы з голадам зрадніліся,

Худыя, абарваныя.

Асмеяны, аблаяны,

Гразёю мы замазаны.

Багатымі мы скрыўджаны,

Няволяю мы звязаны.

Учебник пояснял, что с несправедливостью было покончено лишь после революции 1917 года в Петрограде, а уж наше поколение точно будет жить при коммунизме, о чем торжественно объявил партийный съезд в Москве. Звучало очень убедительно, но при этом было все же обидно за своих дедов и прадедов, что безропотно терпели подобное, сами не могли дать отпор подлым богатеям и царским сатрапам. Много лет спустя, работая с документами в архивах, понял, что сильно тогда заблуждался, а предки наши, тяжким трудом добывавшие хлеб насущный, были людьми гордыми и смелыми, умевшими постоять за себя.

В Национальном историческом архиве Беларуси хранился папка (фонд 150, опись 1, дело 2567) с названием «О нападении крестьян Озаричской волости д. Рыловичи на помещика Ванина и прапорщика Дюнанта», содержащая документы 1864-1868 годов. Сейчас деревни с таким названием на карте района нет, в 1965 году она была переименована в Никоново. Историю имеет давнюю, а прежнее название, как предполагают, получила в конце 18 века по фамилии владельца, русского отставного офицера по фамилии Рылов или Рылеев.

После него деревушка в 22 двора перешла в собственность помещицы О.А. Ваниной и ее наследников. Когда в 1861 году отменили крепостное право, здешние хлеборобы перешли в статус «временно обязанных», получили собственные наделы, но лучшие участки пахотной земли и сенокосов остались за паном, Александром Ваниным. К нему в фольварк Орсичи и приехал накануне Рождества 1864 года из столичного Санкт-Петербурга дорогой гость, родственник Александр Дюнант, прапорщик лейб-гвардии Царскосельского стрелкового батальона. Появление в этом Богом забытом захолустье статного молодого офицера в расшитом золотом мундире вызвало живейший интерес всех дворянских семей, особенно имевших дочек на выданье. Были званые вечера с угощением и танцами, а затем для дорогого гостя была устроена охота на зайцев.

Ах, как же хорошо начинался для гвардейца тот день 30 декабря, и как же он погано закончился! Предоставим слово Дюнанту, откроем его рапорт, поданный в первый день Нового 1865 года имя Военного начальника Бобруйского уезда полковника Пименова. (В то время в связи с польским восстанием Минская губерния находилась на военном положении). «…Вместе с мужем сестры моей губернским секретарем Ваниным охотился я в имении родного дяди моего, брата матери моей, коллежского советника Лошкарева. Во время охоты проезжал мимо дома дяди (фольварка Белковщизна) и отправил бывших со мной людей с собаками в ближайший лес, сами же заехали в дом дяди нашего, где находилась родная бабка моя; пробыв с ними несколько минут, и сказав им, что поохотясь, часа через два приедем к ним обедать, отправились к месту, где ожидали наши люди.

Подъехав к ним, мы встретили двух наших людей, объявивших нам, что бывший дворовой человек дяди моего Иван Назаров с сыном своим и находившимися с ним неустановленными людьми, хотят перестрелять наших собак и отнять у них ружья. Мы поспешили узнать причину столь неожиданного и удивительного для нас поступка, и для сего поехали по направлению к находящемуся впереди нас Ивану Назарову с сыном. Видя, что Иван Назаров с сыном не останавливаются на наш зов, и, не желая продолжать охоты при таких условиях, мы решились вернуться обратно, для чего и направились по большой дороге, ведущей к дому моего дяди.

На оной заметили собранную вероятно Иваном Назаровым толпу крестьян, которая при выезде нашем на дорогу по приказанию Ивана Назарова бросилась с неистовством на нас. Из первых бросившихся были: сын Ивана Назарова Николай и в одежде крестьянина какой-то солдат; оскорбив нас разными бранными выражениями, силою сорвали с нас ружья, и, отвязав возжи от нашей лошади, угрожали связать нас. Донося Вашему Высокоблагородию о таком чрезвычайном происшествии и о таком своевольном буйстве крестьян деревни Рылович, имею честь покорнейше просить сделать распоряжение о подвержении виновных строжайшему по законам наказанию».

Случись подобнее двадцатью годами ранее, расправа с «лапотниками» была бы короткой и жестокой: «заводил» - на каторгу в Сибирь, прочих, не разбирая возраста и полка – сечь до крови плетьми на панской конюшне. Однако уже наступили более либеральные «александровские» времена, нравы смягчились. Прочитав рапорт гвардейского прапорщика, полковник Пименов вызвал к себе пристава 2-го стана штабс-ротмистра Бохина и поручил ему провести расследование безобразий на подведомственной территории.

Тот опросил жителей Рыловичей отца и сына Назаровых, Ивана Сабурова, Григория Латышкевича, Тимофея Минаева, Дениса Теслюка, старосту соседней деревни Лесец Дениса Григорьева, старосту деревни Холма (ныне в черте п. Озаричи) Михаила Сысоя и еще несколько человек. Представленные им 29 января полковнику Пименову материалы дознания несколько дополняли изложенную в рапорте столичного гостя картину. Выяснилось, что в то же самое утро, когда Ванин с Дюнантом отправились пострелять зайцев, в лесу у Рыловичей по каким-то делам находились сельские старосты Григорьев и Сысой, писарь имения Белковщизна Иван Назаров с сыном Николаем. Встретившись вначале с загонщиками Ванина, они начали допытываться – а чего это их рыловичских зайцев стреляют пришлые охотники? Подоспевшие на шум дворяне тоже вступили в спор, затем избили лесецкого старосту (другой староста сбежал), но Назаровы дали им отпор и бросились за подмогой.

Было уже не до зайцев, охотники повернули домой, но столкнулись на дороге с толпой из двух десятков разъяренных барским самоуправством мужиков. Ванин, видимо, струхнул, и кулаками уже не размахивал, но лейб-гвардеец (личная охрана царя!) взвел курки своей двустволки, направил ее в грудь стоявшего впереди рослого молодца и крикнул:

- Перестреляю, как зайцев!!

Эх, напрасно он это сделал, забыл наверное, что не на плацу командует… Перед ним был вернувшийся несколько лет назад со службы рядовой гусарского Его Величества Карла Вюртембергского полка Онуфрий Иванов, который отлично знал, что делать в подобной ситуации. Ружье было мгновенно вырвано из рук Дюнанта, Ванин и загонщики отдал свои без сопротивления. Уже раздались крики «Вязать их!», но писарь сумел как-то успокоить односельчан, и обезоруженных дворян с прислугой под свист и улюлюканье отпустили восвояси.

Прошло три недели и потерявший вслед за ружьем уже и терпение лейб-гвардеец перед отъездом из Орсичей отправил новый рапорт на имя полковника Пименова. «…Вторично прошу Ваше Высокоблагородие сделать сейчас же распоряжение как об отобрании захваченных ружей, так и для строжайшего взыскания с виновных по законам, в противном же случае, если Вашему Высокоблагородию не угодно будет и за этим удовлетворить законное мое требование, прошу немедленно известить меня письменно, для дальнейших действий моих по этому предмету».

Однако на застрявшего в полесской глуши боевого, с Кавказа, полковника, этот дерзкий тон столичного щелкопера впечатления не произвел. Следствие тянулось целый год, крестьяне твердили, что лишь защищались, но панские ружья, правда, вернули. Затем к делу подключили гражданского судебного следователя Матросова, который вновь опросил под протокол всех установленных фигурантов этого дела. В нем имеется датированная ноябрем 1866 года пометка: «Александр Ванин выехал в Австрию, и когда вернется, неизвестно». В декабре судебный следователь Прохорович высылал повестку также и А.Дюнанту, но ответа из Санкт-Петербурга не последовало. Между тем, его дорогая бельгийская двустволка, хранившаяся при становой квартире в м. Глуск, в 1867 году была оттуда «…украдена неустановленными лицами».

Прошло еще два года, прежде чем следствие было, наконец, завершено, и дело передали в Бобруйский уездный суд. Тот 18 июня 1868 года постановил: «Дальнейшего следствия по делу не производить, сдать оное в архив, по объявлению господам Дюнанту и Ванину о том, что с крестьянами ссоры были обоюдные».

Владимир Лякин, istpravda.ru