Особый режим для особого политзека
17- Ирина Халип
- 9.08.2024, 15:00
- 24,788
Даже изолированных политзаключенных иногда все-таки видят в колониях, и только Статкевича никто не видел уже полтора года.
В понедельник у Николая Статкевича день рождения. Не сомневаюсь, что письма, открытки, телеграммы в глубокскую колонию почтальоны будут тащить мешками, останавливаясь время от времени, чтобы отдохнуть и утереть пот со лба. Но мешки эти Николаю не передадут, как не передают уже больше полутора лет.
В режиме инкоммуникадо сегодня находятся многие политзаключенные. Но ситуация со Статкевичем - особая. Не хочу утверждать, что есть разные степени изоляции, и кого-то изолируют больше, а кого-то меньше. Пытки не имеют градации и степеней вроде «тяжелые» и «средней тяжести». Тем не менее по кусочкам, по слову, по чуть-чуть, но информация о других политзаключенных просачивается на волю вместе с теми, кто выходит из тюрем и колоний.
Бывшая политзаключенная рассказывает, что, находясь в ШИЗО, весной слышала голос Марии Колесниковой (ПКТ и ШИЗО в гомельской колонии под одной крышей) - та требовала отдать ей письма. Бывший политзаключенный говорит, что видел Виктора Бабарико, которого вели под конвоем. Значит, они, по крайней мере, живы. При всей чудовищности того, что с ними происходит, это хорошая новость: их, пусть урывками, но видят или слышат. Есть доказательства того, что они присутствуют в колониях. Да, в изоляции. Да, в ПКТ. Да, без доступа адвокатов. Да, без писем, звонков и свиданий. Но - живы. И только Николая Статкевича не видел и не слышал никто. Он существует виртуально - его жене Марине, к примеру, требовавшей предоставления Николаю телефонного звонка после смерти отца, как это и предписывает уголовно-исполнительный кодекс, из колонии ответили: «Сообщаю, что осужденному Статкевичу Н.В. доведена информация о смерти отца, однако он с заявлением о предоставлении телефонного разговора не обращался».
Режим очень любит играть в остроумную, н его взгляд, и подлую в действительности игру. Как только независимые медиа или правозащитники распространяют информацию о ком-то из политзаключенных, режим немедленно пытается ее опровергнуть с помощью телевизора. Вспомните Ольгу Токарчук: когда ее поместили в карцер, она объявила голодовку. Это стало известно правозащитникам, и информация быстро распространилась. Ольга потом рассказывала, как выменяла голодовку на теплый спортивный костюм. В карцере было очень холодно, а теплые вещи взять не разрешили. И когда о ее голодовке начали писать, к ней пришел большой тюремный начальник и спросил, чего она хочет в обмен на прекращение голодовки. Ольга потребовала спортивный костюм, и сделка состоялась. Тем же вечером по белорусскому телевидению показали кадры из карцера, на которых Токарчук сидит с миской. И, разумеется, кадры сопровождались соответствующими комментариями: смотрите, оппозиционеры врут, вон как она с аппетитом ест! И, разумеется, ни слова про сделку с теплой одеждой. Главное было - выставить белорусов лжецами.
Точно так же, когда прошлым летом вдруг появилась информация о смерти Сергея Тихановского в тюрьме, телевидение тут же показало кадры из его камеры: Сергей делает разминку (как же без этого: смотрите, как хорошо сидит, физкультурой занимается, силы есть у человека), а потом садится за стол. Оппозиция врет, с ним всё в порядке.
Но в ноябре прошлого года из нескольких совершенно не связанных между собой источников в байнет начали просачиваться слухи о возможной смерти Николая Статкевича в глубокской колонии. Казалось бы, ваш ход, пропагандисты! Покажите живого и здорового, орудующего ложкой и смачно поедающего тюремную кашу. Изгаляйтесь в комментариях, рассказывайте, как ему хорошо живется за решеткой, да так хорошо, что о собственной жене и думать забыл. Давайте, опровергайте, обвиняйте белорусов во лжи. Но - тишина. Ни слова, ни намека. Молчат пропагандисты, молчат чиновники. Делают вид, что никакого Статкевича не существует в природе. И это молчание во сто крат страшнее любого, даже самого изощренного государственного вранья.
Наталья Радина тогда предлагала: покажите Статкевича самому близкому человеку - жене. Разрешите им свидание или видеозвонок. И снова - тишина. Как будто нет такого заключенного и не было никогда. Особый режим в случае Статкевича - это не просто формулировка из уголовно-исполнительного кодекса. Это словосочетание имеет куда более глубокий смысл, и весьма зловещий.
Николай не получит в день рождения свои мешки поздравлений, которые шлет ему весь мир. Но мы их всё равно напишем. И тюремщики Николая, уничтожая тысячи поздравительных открыток, будут тихо завидовать: их-то никто, кроме тетки из Саранска, с днем рождения не поздравит. Потому что они никому не нужны. Ничтожная жизнь, которая обретает смысл лишь потому, что они теперь лично знакомы с Николаем Статкевичем и могут налить ему миску баланды. Когда-нибудь они будут внукам об этом рассказывать, а те скажут: «Да не заливай ты, дед, не мог ты быть со Статкевичем знаком! Он вона какой, а ты кто?» И будут правы.
Ирина Халип, специально для Charter97.org